Работа на грани жизни и смерти

Два отделения в одной больнице и два доктора в одной семье – разные, как инь и ян, но составляющие единое целое.

 Вы не найдете здесь ничего необычного – сказали мне в Антрацитовской центральной городской многопрофильной больнице. А потом, как бы между прочим, выяснилось, что акушеры под бомбежкой принимали роды, что медсестра вынесла из отделения интенсивной терапии гранату, когда привезли раненых, что главного врача дважды водили на расстрел… Мы начинаем привыкать к войне? Нет, просто для них это работа – спасать, лечить, выхаживать.

антрацитКлюч с правом передачи

Заведующий отделением анестезиологии, интенсивной терапии и реанимации Антрацитовской ЦГМБ Родион Чернявский считает, что они просто делают свое дело. На мои возражения, что грамоты (коллектив больницы получил в День медика Благодарность от Народного Совета ЛНР) дают тем, кто этого заслуживает, отвечает:

– Мы звезд с неба не хватаем, мы такие, как все. Показатели у нас на уровне среднереспубликанских, а хорошая работа заключается в том, чтобы каждый на своем месте выполнял свои обязанности.

Отделение анестезиологии, интенсивной терапии и реанимации призвано оказывать неотложную медицинскую помощь при критических состояниях как у взрослых, так и у детей. Также в его задачи входит анестезиологическое обеспечение пяти операционных в двух хирургических отделениях, травматологии, гинекологии, родильном отделении.

Интенсивная терапия чуть ли не самая модная тема в массовом искусстве, но реальность имеет мало общего с мыльным содержанием больничных телесериалов, где каталка с умирающим несется к спасительному дефибриллятору, а доктора с криками: «Мы его теряем!» мечутся вокруг больного. На самом деле никакой суеты нет – все четко, доведено до автоматиз­ма. Массовые травмы даже в шахтерском краю редкость, но война, сократившая добрую половину персонала, предъявила новые вызовы. Впрочем, по словам Родиона Чернявского, это никак не отразилось на процессе, потому что он организован и отлажен.

– А как иначе? – констатирует он. – Больница, как горячее производство: если остановится, то погибнет.

– Когда в августе 2014 года привезли сразу восемь раненых, показателен был момент сортировки: четко, слаженно распределили по степени тяжести, – добавляет заместитель главного врача по медицинской части, травматолог Олег Суялкин.

В ординаторской висит портрет Геннадия Можаева, который стоял у истоков экстремальной медицины и медицины катастроф в нашей стране. Благодаря ему в СССР разработана мобильная система оказания неотложной медицинской помощи при авариях в угольной промышленности (реанимобиль с барокамерой, лабораторией и операционной). Здесь, в Антраците, где горняки работают в условиях повышенной опасности, ученики Можаева на практике применяют его наработки. Но профессиональные навыки, мастерство не почерпнешь из лекций и учебников – они передаются из рук в руки, а выдержка, ответственность и решительность – из ДНК в ДНК. В отделении анестезиологии, интенсивной терапии и реанимации работают Игорь Спиридонович и Родион Игоревич Чернявские, кандидаты медицинских наук, и этим все сказано. Преемственность исправно действует и в оказании медицинской помощи.

– Как лечебное учреждение II уровня мы не можем сделать операцию на головном мозге. Если сложный случай, звоним в республиканскую больницу, к нам выезжает по санавиации специалист и транспортирует пациента. В войну было так же: поставили диагноз, стабилизировали и отправили в Луганск, – рассказывает завотделением.

Во время боевых действий в отделении остались три врача, три медсестры и ни единой санитарки. Сегодня со средним и младшим медперосоналом проблем нет, а докторам приходится вчетвером закрывать всю реанимационную службу: у них по 8—9 суточных дежурств в месяц, но они не жалуются. Более того, уверяют, что здесь все, заканчивая санитарками, получают удовольствие от работы. Действительно, только  моральное удовлетворение от служения людям может компенсировать маленькую зарплату.

 

Над чудом нужно работать

В медицине, как и в любой отрасли, без стандартов и протоколов никак, особенно после появления такого понятия, как «медицинские услуги». Все мы не прочь обсудить с пристрастием эту тему, но интенсивная терапия так же далека от услуг, как чудо от протокола. Разве что доктор, как издавна говорят в России, служит врачом.

Реанимация означает «оживление», но как ни велик соблазн назвать десницей Божьей врача, вытаскивающего человека с того света, он не имеет права надеяться на чудо, ибо обязан действовать строго по протоколу. Поэтому на мои попытки нащупать нимб над его головой Родион Игоревич вновь и вновь повторяет: «Мы не боги. Чудес не бывает».

– Если травмы несовместимы с жизнью, медицина бессильна, а если компенсаторные механизмы пациента работают, он выживет.

антрацит 2У его жены Марины Александровны Чернявской, заведующей отделением неврологии, мнение иное: чудеса случаются.

– Просто реаниматолог видит острое состояние, а у нас – последнее звено цепочки лечения – реабилитация, то есть мы боремся за качество жизни. Сегодня — за то, чтобы человек выжил, а завтра будем работать над тем, чтобы он мог себя обслуживать.

Марина Александровна считает, что  выздоровление на 50% зависит от самонастроя пациента, желания побороть болезнь и, конечно, от поддержки родственников. Если ты знаешь, что кому-то нужен, то выкарабкаешься.

Чудеса иногда случаются, но над ними приходится очень много работать – говорил Хаим Вейцман, первый президент Израиля, и это относится не только к политике.

– Очень приятно, когда человек после инсульта  через три месяца  приходит в отделение своими ногами, чтобы поблагодарить, – отмечает Марина Чернявская.

В отделении неврологии находятся пациенты после инсультов, спинальных травм, с опухолями головного мозга. Диагностическая база оставляет желать лучшего – провинциальные больницы снабжались в Украине по остаточному принципу. Компьютерный томограф есть в Красном Луче в частной клинике, и хотя обследование стоит 2,5 тыс. рублей, но пациенты говорят спасибо, что он есть, а деньги находятся, если приходится выбирать между жизнью и смертью.

Сегодня для оказания помощи в первые сутки есть все. Недавно за бюджетные деньги отремонтирован ЭКГ-аппарат, который много лет не работал. План на 100% выполняется: заполнены все 40 коек. Из них половина – социальные. Раньше было 10 хосписных койко-мест в поселке Крепенском, теперь нет. Больные, у которых нет родственников, могут находиться в больнице до 30 дней.  В среднем же — до 15 дней.  Во время войны Марина Александровна была в отделении единственным врачом. Сейчас их двое, плюс 15 медсестер и 15 санитарок.

– Мы тесно сотрудничаем с республиканскими неврологами: заведующей неврологическим отделением ЛРКБ Еленой Владимировной Воскобойниковой, профессором Татьяной Васильевной Мироненко. Кафедра  ежемесячно проводит заседания неврологического общества, во время которых, кроме доклада на интересную тему, приглашаются специалисты-смежники, рассматриваются интересные случаи.

По словам Марины Александровны, за последние четыре года очень помолодел инсульт (35-летние больные не редкость). Этому способствует артериальная гипертензия, наследственный диабет. С 2013 года актуализировалась опухоль головного мозга. Психосоматические причины понятны: ситуация, в которой оказалось население Донбасса, не укладывается в голове. К тому же депрессия остается важным фактором, провоцирующим болезни, и не только головного мозга.

– Наша задача – выслушать, поддержать словом, а не только медикаментами. Я всегда убеждаю сотрудников, что надо относиться к больным так, как хотим, чтобы относились к нам, когда мы заболеем. Как сказал Парацельс, врач должен сам стать лекарством для больного.

 

Майя Алчевская